То, что боль является криком помощи тела — общеизвестный факт. Таким образом, человеческий, да и любой другой организм рассказывает, где у него проблема и насколько она сильная. Даже элементарное желание сходить в туалет, опорожнить кишечник или мочевой пузырь в неком роде является болью, ведь чем сильнее позывы, тем неприятней ощущения.
Жить без боли легко и прекрасно, но обратная сторона медали выглядит быстрой и незаметной смертью из-за непонимания того, насколько все плохо, ведь безуспешная подача организмом сигналов о приближающееся кончине не будет услышана, а улыбка на посиневших устах превратится в сдачу за дешевый билет в Ад…
— Это точно… Такое напоминание всегда рядом и с глаз не пропадет… Хрен забудешь… — стиснув зубы и забыв о желание стонать, произнес Дима, старясь двигаться за Джумоуком и свиномордым сопровождением, не задерживая остальных рабов.
Тем временем позади него кто-то еще наступил на этот же осколок камня и не один раз, ибо раздалось несколько громких, болезненных вскрикиваний и это вполне естественно, ведь где один дурак нашел яму, туда и другие заглянут, чтобы рухнуть следом.
— Так вам блядь! За ваши бесконечные вопли! — злорадно прошептал мальчишка, страдающе наступая на пробитую ногу, до этого измочаленную продолжительной ходьбой.
— Что ты сказал, белый брат? — непонимающе спросил мускулистый масаи, отчего-то принявший слова Дмитрия за камень в свой огород.
— Ничего, Лкетинг! Ничего… Все нормально! Просто очень больно! — быстро пробормотал, обкусывающий потрескавшиеся губы Дмитрий, не желающий учить выходца из Африки русскому мату.
— А-а-а-а… — протянул туземец. — Терпи, Ди-ма! Ты сильный! — он хлопнул его по плечу тяжелой рукой, заставив звякнуть цепь, а уставший юноша вспомнил про Такеши, так любящего лезть в их диалог, но сейчас молчащего.
— Такеши! Такеши! Тс-с-с! Пс-с-с! — считая, что шепчет в недоступной сатирам слышимости, он позвал низкорослого, страдающего больше их азиата.
— Да, Дима-сан! — раздался нарочито бодрый ответ японца, сто процентов валящегося с ног.
— Ты как там? Живой, здоровый? — искренне поинтересовался Дима с силой подогнувший пальцы на пробитой ноге, дабы не травмировать еще живые остатки. — Все нормально? Как ты себя чувствуешь?
— Нормально! Я взрослый человек, не надо носиться со мной, как с ребенком! — Такеши обиделся на сюсюканье в свою сторону.
— Понятно! Никто и не говорит, что ты ребенок! С чего тебе в голову полез подобный бред? Мы же вместе, поэтому надо беспокоиться друг о друге! Вон Лкетинг спросил, больно ли мне, когда я ногу проткнул и ничего! Это вполне естественный вопрос! Да, Лкетинг? — Дима аккуратно ткнул локтем масаи, на что тот кивнул, зыркая ярко-голубыми глазами, будто пытаясь напугать шатающихся по грязному переулку чертей, ловко уворачивающихся от периодически выливаемых сверху помоев.
— Да, желтый брат! Та-ке-ши не ребенок! Та-ке-ши сильный и смелый! Скоро придем! Лкетинг знает! Отдохнем! Поспим! Расскажешь про рисунки! Лкетинг и Ди-ма с тобой желтый брат! — ограниченный словарный запас совершенно не беспокоил масаи, пользующегося им на всю катушку, составляя бесхитростные, но искренние словосочетания.
— Я тоже уверен, что скоро придем! Ляжем, отдохнем… Как же я мечтаю поспать, кто бы знал… — юноша высказал личное пожелание, задрав голову в каменный «небосвод» с летающими там ящерами и чуть не споткнувшись. — Воды напьемся… Хотите воды? Такеши? Лкетинг? — он ловко переступал раненой ногой, избегая боли и выглядя калекой, навострившимся обходиться остатками конечностей.
— Да! — Дима не видел выражение лица, покрытого татуировками туземца, но по голосу понял, что мечтательная улыбка масаи осветила серый Харон. — Вода! Много холодной, вкусной воды! Лкетинг очень хочет пить! Но Лкетинг не должен признаваться в жажде! Это слабость! — внезапно проявил искренность воин-масаи.
— И я хочу воды! Сейчас бы выпил целое ведро! Чтобы в животе булькало! — эти слова заставили азиата сменить интонацию на страдальческую, да и понятно почему. — А зачем ты признался, если не должен? — Такеши был полон любопытства, несмотря на мучения, испытываемые при ходьбе, да и кольцо на шее неслабо натирало кожу.
— Ди-ма и Та-ке-ши друзья Лкетинга! Они не расскажут! — мускулистый негр верил японцу с русским и разоткровенничался, двигаясь по наполненному невзгодами пути к бессмертию.
— Друзьям можно… — шевельнул губами Дима, пробуя на вкус слова, цену которым на Земле так и не прочувствовал.
Раньше у него не было друзей, именно друзей, а не знакомых, коих может быть неограниченное количество. По его личному мнению дружба — это доверие, чего он не чувствовал ни к кому, ни разу в жизни, и только после смерти умудрился поверить сразу двум разным людям, знакомым меньше суток.
Наверное, так и должно быть. Сразу понять, кто достоин веры, а кто нет. Кому можно рассказать о крутящемся в голове бреде и тот не засмеется, сказав: «Сумасшедший»… Да. Так оно и есть. Он никого не считал другом, не доверяя людям беспокоящие его мысли, а они наоборот любили поведать ему самое сокровенное, словно психологу, молча принимающему льющуюся с человека грязь и отводящему этот поток в сторону.
Один из знакомых даже признался в этом. Сказал, что на Диму легко и непринужденно вываливать наболевшее, отчего становится легче. Будто принял контрастный душ. А парень еще подумал, что ему в принципе по барабану, слушает и слушает, местами даже интересно…