— Ха-ха-ха! Молодец! Говоришь, только расстались, а вон, сколько всего придумал! Ха-ха-ха! — Совесть гоготала, согнувшись и стуча себя по коленкам, а Дима подумал, как бы ее не хватил инфаркт или инсульт от столь искренней радости. — Ну! Давай дальше! — дед с трудом выпрямился, немного закашлявшись ввиду пересохшего от смеха горла. — Весели старика! Продолжай! — он вытащил из нагрудного кармана пиджака белый носовой платок и протер вспотевшее лицо, что навело Дмитрия на мысль о чересчур высокой реалистичности этого мира, ведь во снах не потеют, но еще больше разозлился из-за издевательского смеха старика.
Он изо всех сил махнул босой ногой, дабы осыпать обнаглевшую Совесть песком, совершенно забыв, что для нее — это чепуха и так оно и было. Песок пролетел мимо милого, возвращающего в нагрудный карман платок дедушки, встряхнувшего головой и не обратившего внимания на попытку парня хоть как-то его задеть.
— Пойдем ты уж сядем, раз не хочешь шутки шутить! Выдумал тоже… Песком бросаться… — он старчески хмыкнул, целенаправленно двигаясь к неизменной лавке с отличнейшим видом на закат. — Знаешь, сколько я от тебя вытерпел? — дедуля повернул морщинистое лицо. — Не знаешь… А точнее не помнишь! — ответил сам себе дед. — Зато видишь! Мой возраст — это твои плохие поступки! Да и говорил я тебе об этом! Садись! — махнул он рукой, то ли яростно, то ли обиженно сопящему парню, не любящему игнорирование, но в данный момент ничего не могущего сделать, кроме как присесть, в ином же случае пришлось бы говорить с самим собой, без всякой совести с маленькой или большой буквы.
— Молодец! — дед ни разу не назвал его по имени, что было довольно странно, но юноша быстро отбросил эту мысль. — Хоть иногда меня слушаешь, по крайней мере, в последнее время! Пока трезвый! — его или ее голос был полон сарказма и затаенного смешка, а у насупленного Димы заиграли желваки, уж слишком захотелось послать неугомонного старика в далекие дали на букву «х», но совесть есть совесть, что при жизни доставала, что после смерти, если это конечно правда.
— У меня вот вопрос такой… — они почти подошли к лавке, а юноша решил узнать ответ на давно мучившую дилемму, забыв о предыдущей насчет пребывания в Аду. — Кто вообще придумал совесть? Хотя, нет… Бред какой-то спрашиваю… — он задумчиво почесал голову. — Как она на свет появилась? Блин… Все равно немного глупо звучит, да? Даже много походу дела… — парень смотрел на дедулю в идеально-отутюженном костюме, понимая, что спрашивает ересь у придуманного им же, живущего где-то в глубинах подсознания персонажа.
Старик в это время, покряхтывая и придерживая рукой старомодную шляпу, смахнул с нагретой лавки невидимый песок и, повернувшись, медленно сел, зажмурившись от закатывающегося в ласковое море солнца, игриво бросившегося на пожилого человека.
— Ничего глупого! Хороший вопрос! Совесть, а точнее то, что ей называют, появилась тогда же, когда придумали первые догматы… Именно догматы! Этакие требующие непрекословного следования правила! Жизненные аксиомы! И не важно, какие они, главное то, что шаг влево, шаг вправо порождает внутренний вопрос: «А можно ли так делать?», — и чем больше правил, тем больше сомнений, а это рождение диалога внутри, то есть обязательное присутствие собеседника. Поэтому совесть бывает разная, и необязательно хорошая, да и не существует понятия хорошего в случае с совестью. Она внутренний ограничитель, и например, на некоторых островах Тихого океана мучает туземцев не сумевших добыть голову врага. Все зависит от правил, написанных внутри тебя тобой же самим, а заменить их — довольно трудоемкий процесс, требующий времени, терпения и внутреннего перегорания, рождающего нового тебя, — старик закинул руки за голову со смешливым взглядом, чуть не зацепив едва уклонившегося, заслушавшегося Дмитрия. — При сильном желании ты можешь переписать себя полностью, именно переписать, начав мучиться из-за неубитого, когда была возможность котенка. Или из-за не изнасилованного ребенка и оставленного в живых, оскорбившего тебя человека, да из-за чего угодно, тут главное внутренние изменения и твоя совесть станет другой! Поэтому совесть не означает Добро с большой буквы, она означает добро, видимое тобой! Благие дела в твоем понимании, да и вообще сам жизненный путь! — он уставился в лицо опешившего Димы, познающего все новые и новые откровения. — Например, фанатики считают, что убивают и воюют за правое дело, даже если это не так, но им-то не объяснить! Они уверены в правильности творимых деяний и мучаются, когда не смогли уничтожить еще толику сопротивляющегося мирного населения! У них иная совесть!
— Вот оно что! — пробормотал мальчишка, потерев виски и вдохнув полную грудь свежего, морского воздуха. — То есть ты — это Добро в том виде, что меня устраивает… Мои нормы и морали, пусть даже не такие, как у остальных, но похожие… Значит совесть является одновременно и ангелом, и бесом, между которыми находится каждое разумное создание… Совесть — личный судья, требующий покаяния за слабость, приведшую к не устраивающим тебя последствиям. Значит… — парень задумался. — Совести две, и каждый имеет право выбора! Все сами рисуют собственных ангелов с демонами, дают им сил, когда подчиняются и мирно спят, выполнив правильное в личном понимании действие! Так ведь? — он возбужденно уставился на старика, а тот кивнул.
— Ты прав, как никогда! — дедуля положил морщинистые руки на коленки. — Можно выбирать из двух голосов в голове и тот, коему покоришься, станет наставником и поведет по жизни. Он поселится в тебе неустанным шепотом и личным ангелом, а вот с рогами он будет или без… — покрытая морщинами совесть на секунду замолчала. — Необходимо выбрать тебе! Кому-то и рога становятся лучшим нимбом, а кто-то не мыслит начала дня без молитвы… — старик откинулся на спинку лавки, подставляя умиротворенное лицо солнечным лучам. — Однако раз уж пошла речь о том, что совесть является нечтом определенным, то возникает вопрос, а какова она истинная? Как понять, что ты не идешь на поводу у своего неконтролируемого зверя, творя «добрые» дела? — он остро взглянул на Дмитрия, а тот пожал плечами, показывая, что в данной проблеме ни «бе», ни «ме».