— Сюда садись, безмозглая тупица! А ты стой и глаза опусти! Да не туда похотливая гадина! Совсем обнаглели животные! Давай следующая! Двигай задом, толстая тварь! Быстрей я сказал! Садись! Да что вы, как стадо гумукусов! Всех поубивал бы! — кто такие гумукусы Дима не знал, но скорее всего некая местная живность, тупая, как многие из рабынь с рабами.
Наконец «обласканные» свиномордыми демонами женщины расселись такой же змейкой, как и заклейменные пятым тавро мужчины и в трюм донесся гнусавый крик находящегося снаружи сатира, услужливо подсказывающего, что пошла третья колонна, которую необходимо достойно встретить.
«Побыстрей бы…», — уткнувшийся носом между скрещенных рук Дима мечтал, как можно скорей поплыть в далекие дали, рассчитывая, что при движении по Реке Мертвых в расположенные сверху круглые окна будет дуть свежий воздух и хотя бы частично исчезнет вонь, царящая внутри трюма.
Крик ребенка на руках грудастой Лизы глушил всех, даже невозмутимый масаи со скромным Такеши кривились, всем видом показывая, что ощущают немалый дискомфорт, а узники вокруг и вовсе яростно глядели на грудастую девчонку, желая утопить ее с новорожденным в похожей на море речке. Молодая мать чувствовала и видела злобные взгляды, однако сделать ничего не могла, ведь ничего не понимающему кусочку развивающейся плоти тяжело доказать, что в страшном Аду нельзя кричать.
Вся эта сумасшедшая какофония в вонючем трюме гробоподобного корабля сводила с ума… Пронзительное верещание младенца, отвратительная вонь, всхлипывающие ряды обнаженных людей и гнусавые вопли сатиров… Это безумие сопровождалось желанием потерять сознание на неопределенное время или элементарно впасть в кому.
«Это скоро прекратится, это обязательно закончится…», — Дмитрий искренне жалел не могущую успокоить ребенка Лизу, но ничего не мог поделать, кроме как пытаться помочь ей мыслями, поэтому изо всех сил желал, чтобы у девушки все наладилось, одновременно понимая невозможность этого.
Третья цепь, а это была точно она, рассаживалась, не отходя от общего шаблона, то бишь подгоняясь увитыми мускулами карликами, неустанно рассказывающими измученным людям, насколько те тупы и несовершенны. Угрюмые рабы молчаливо сносили тычки, гнусавые вопли и окружающую вонь, двигаясь практически синхронно, лишь в глазах светилась жуткая тоска от осознания дальнейшей судьбы. Дима, в который раз поразился, откуда вообще взялись подобные представители человечества, почти никогда таких не видел, однако, оказывается, они есть. Эти люди терпеливо тащили любую ношу, что являлось одновременно плюсом и минусом, ведь на Земле они определенно вели себя также, просто живя и не пытаясь что-либо изменить. Такая порода с легкостью отправляется на гладиаторские бои и побеждает, ибо так требуется. Легко служит в армии. Работает менеджерами. Официантами. Да кем угодно, не зная истинных способностей. Вторая и третья цепи… Вот только в чем их разница? Во всем одинаковые, но с некими внутренними отличиями…
Прошло немного времени, и вереница узников расселась, повторив движения предыдущих, после чего внутрь зассаного трюма выдвинулась четвертая, на деле же вторая цепь, сопровождаемая пребывавшими на пристани чертями и громыхающим огромными ступнями Варгхом, пугающим корабельных матросиков. Чем мускулистые сатиры недолюбливали кровожадного здоровяка, никто не рассказывал, но судя по явно виднеющимся в полумраке, наливающимся кровью глазам, их зрачки с ненавистью вперились в искрящийся кнут, когда-то случайно или нарочно сбивший их с копыт.
Последние грешники, отчего у Димы вырвался облегченный вздох, заняли свободные места на изрешеченном полу, младенец же не переставая, кричал, прерывая вопли лишь на пару секунд, дабы схватить глоток вонючего воздуха. Это походило на китайскую пытку с падающей на переносицу каплей воды, когда пленник сходил с ума от ожидания, и здесь присутствовало нечто подобное.
Честно говоря, парень находился на той грани, когда хочется яростно подбежать к внешнему раздражителю в виде верещащего куска плоти и заткнуть его поганый рот потной ладошкой, а еще лучше замотать маленькое лицо скотчем, для наступления благословенной тишины, прерываемой всхлипами узников и гнусавым басом сатиров. Диму переполняла плещущаяся в груди злоба, однако он контролировал ее, сдерживаясь моралями и внутренними увещеваниями, твердящими о невиновности неразумного дитя, ибо оно слишком мало, но еще парень чувствовал, что эта темнота легко вырвется на свободу, если его кто-нибудь тронет.
В настоящее время он не желал диалогов ни с Такеши, ни с Лкетингом, ни с кем-либо еще и в этом был виноват безудержно-верещащий ребенок, желающий разорвать его барабанные перепонки вкупе с нервной системой. Мальчишка непроизвольно и злобно глянул на Лизу и та, словно почувствовав пронизывающий взор, повернулась и отчаянно моргнув, сбросила напускное спокойствие, залившись слезами. Весь ее ревущий вид говорил: «Я не знаю, что с ним делать! Не знаю! Ничего не могу!», — и кипящий внутри Дмитрий глупо кивнул, быстро отведя в сторону серо-голубые глаза, стесняясь живущей внутри себя ярости.
Закладывающие уши удары копыт о металл… Гнусавые крики жирных сатиров… Жалобный плач ребенка… Свиноподобные матросы уродливого корабля… Гигантский, так и тянущий здоровенную лапу к искрящемуся хлысту Варгх… Три десятка суровых, перевитых мышцам рогатых, уверенно стоящих на широких копытах и конечно же вонь… Человеческая вонь… От тысяч перевезенных рабов…