Он пусть нечетко, но видел загоревшее лицо действительно улыбающейся Лизы с выгоревшими от безумных солнц волосами, блестящим коричневым телом и такого же цвета ребенком, привычно сосущим красивую тяжелую грудь, на которой взгляд задержался дольше.
— А ты все не меняешься! — грустно улыбнулась девчонка, позвякивая при ходьбе цепью. — Кобель!
— Ничего не могу с собой поделать! — Дима без сожаления дернул плечами, осторожно взглянув на цокающего рядом здоровенного черта, шерстинки которого четко виднелись и сильно блестели. — В этом все мужики! Если убрать из человека чувства, то он станет призраком в материальном теле. Какой в этом смысл? Подавление инстинктов необходимо, но в разумных пределах! Люди — особые животные!
— Кто ты такой, Дим? — без какого-либо предисловия внезапно спросила девушка, аккуратно поправив своего маленького негритенка. — Кто? Почему они… — она обвела лицом звероподобных чертей, верещащих сатиров и проходящих мимо жителей Рынка, косящихся на человеческий скот. — Не называют тебя с друзьями… — Лкетинг с Такеши одновременно вывернули шеи, вежливо кивнув милой даме с отличными сиськами. — Животными? Хотя… — Лиза едва заметно усмехнулась, словно желая что-то добавить. — Ну да ладно! — не стала заканчивать она новую мысль, заставившую засмущаться юношу, чей половой орган пребывал в беспамятстве от чудовищной жары. — Я помню то, что ты рассказывал, но неужели все так серьезно? Ты действительно так ненавидишь людей? Но, как тогда спасешь их, если не любишь?! Как можно помогать кому-либо, не чувствуя жалости?! — ее карие глаза пронзительно смотрели на него через безмолвных правоверных, превратившихся в совсем черных и теперь точно не боящихся жары.
Худой, как палка мальчишка нахмурился и опустил серо-голубые глаза, не желая разговаривать на эту тему, монотонно двигаясь за Такеши и Лкетингом. Четыре вереницы «мычащего» человеческого скота шли вдоль залитого ярчайшим и красноватым солнечным светом адского побережья, заставленного множеством судов различных форм и размеров, по прекрасно уложенной мостовой, широкой и чистой. Плиты были гладкими, идеально подогнанными друг к дружке и дышали древностью. Не щадящее ничего и никого время подарило им сети маленьких трещин, совершено не портящих здоровенные глыбы, вызывающие ассоциации с тем же древним Египтом…
Все в Аду было крупное, даже неподъемное, как и большая часть наследия предков, когда-либо найденного на Земле… Кто он эти предки? Кем были? Как выглядели? Какими механизмами и знаниями обладали? И почему люди при всем нынешнем техническом совершенстве до сих пор не могут повторить их огромнейшие творения? Ответов нет, однако человечеству плевать, ведь оно венец творения Божий, которому незачем думать, ибо требуется потреблять!
Само побережье было грязным и узким, состоящим из крупной разноцветной и острой гальки, а бескрайняя, шелестящая волнами Река Мертвых сильно блестела из-за двух солнц, располагающихся по разные стороны света. Одно было белое-пребелое и крупное — крупней земного, а второе меньше, примерно с Луну и тускло-красное, что создавало непривычную игру света и дарило всему по две тени.
Две тени было у любого, живое это существо или предмет — без разницы, то бишь у демонов, кораблей, уродливых зданий, человеческих рабов… А еще оба солнца стояли высоко, а тени были длинные, плюс указывали в противоположные стороны, то есть…
«Если не говорить «противоположные стороны», то сейчас в Аду вечер, а значит прохладно… Расслабляюще прохладно… Все выходят наружу отдохнуть от дневной жары… Вот оно как… Отдыхаем значит…», — у чуть не сгоревшего Дмитрия в животе запорхали перепуганные бабочки, настолько там повеяло холодом от переживаний за завтрашний день. «Хотя с другой стороны, чего я сразу равняюсь на Землю? Может тут наоборот… Вечером жарко, а днем холодно… Два солнца, все дела… Они по особому крутятся, вертятся, гравитация, приливы, отливы, шмаливы, чик-чирик, тыщ-пыдыдщ и тому подобное… Чего я распереживался? Ха-ха-ха! Дурак-дураком!», — парень нутром чувствовал, что сам себя обманывает, но легче стало и оно того стоило, ибо он с чистой совестью продолжил любопытствовать.
Все вокруг: дома, корабли, рогатый люд, черти, набережная — отдавали почти не бросающейся в глаза краснотой, и Дима подумал, что привыкнув, вообще перестанешь замечать данный оттенок, а еще можно смотреть на это, как неотъемлемую часть проклятого мира, и тогда совсем не возникает вопросов, ибо…
Аду очень шел такой оттенок. Это был его оттенок и без него видимый сейчас Ад стал бы другим Адом. Эта легкая и небрежная багровость в почти каждой молекуле проклятого мира, насыщенного человеческими страданиями и пренебрежениям к людским жизням требовалась Геенне Огненной, как красивые ногти каждой девушке, дабы подчеркнуть утонченные кисти. А если кто-то спросит, почему «почти в каждой молекуле», а не в каждой молекуле, то достаточно взглянуть ввысь.
Небо Ада было ярким и бесцветным, точнее белым, как сказал Лкетинг, и на нем отсутствовала какая-либо крылатая живность. Ни облачка, ни пташки… Оно было пустым, кроме того его участка, где правил красный карлик, заливающий свою часть небес так идущим Аду оттенком. Дима еще подумал, что если убрать окружающий мир, оставив только небеса, то Геенна Огненная будет мертва. Давно мертва и возможно так оно и есть, ибо в ней отсутствовала духовность, чтобы там не говорили черти о своих извечных поисках Творцов. Рогатые давно никого не ищут, превратившись в скотоводов, фермеров и зоофилов, ежели вглядеться в их нынешнее поведение. Адом правят деньги с похотью, также, как и Землей, а вот какой мир первый пошел этим путем, уже отдельный вопрос.