Обратная сторона жизни - Страница 289

289

«Анубис» же, словно ничего не произошло, продолжил пугающий обход, а сатиры распределились по привычным местам, где один, как всегда позади с Варгхом, и двое других спереди, готовя луженные глотки для отпугивающих криков. Местный Франкенштейн с надеждой наблюдал за хозяином с собачьей головой, наверняка мечтая сожрать какого-нибудь неугодного раба, но на тщательно отсортированный земной скот затратили слишком много усилий, чтобы бесплатно кормить огромного монстра.

— Ну, а ты? — укутанный в слепящее золото Джумоук замер, сделав круг по адскому солнцепеку, что нещадно давил на костлявые плечи сгорбленных узников, мечтающих вернуться в хлев с водой и крышей. — Как ты себя чувствуешь? И ребенок твой? — «Анубис» пронизывающе смотрел на Лизу, пухлые губы которой в страхе тряслись, а спящий младенец был прижат к крупной груди и частично скрыт от безумных солнц, немытыми, походящими на сосульки волосами. — Кажется, я тебя спросил! — голос демона-пса разбавился злым рычанием, а один из сатиров подошел ближе, настороженно глядя на Дмитрия, который сматривал на собакоголового, четко осознавая, что девушке ничего плохого делать не собираются.

«Что за порода такая? Остроконечная морда, торчащие вверх уши… Чем-то на добермана смахивает, но не то, блин! Не то… Не может он быть отцом-основателем всех собак на Земле…», — дикие солнца Ада сильно напекли всклокоченную голову Димы, раз он не думал ни о чем, кроме чистопородности коммерсанта, ведущего земных грешников на Рынок Ада.

— Все… Все хорошо! И у него тоже! — замешкавшись, и дрожащим голосом произнесла борющаяся с жуткой жарой девушка. — Ест, ходит в туалет, спит… — она, как и любая нормальная мать принялась перечислять все радующее в малыше, однако «Анубис» поднял блеснувшую золотом звероподобную руку, видимо приказывая замолчать и, удовлетворенно кивнув, отвернулся.

Что заставило собакоголового сделать это? Подойти к молодой матери, спросить о самочувствие ее с младенцем? Какие побуждения, кроме коммерческого интереса, если они, конечно, были? Это оставалось загадкой, но когда Джумоук стал удаляться, а толстожопый сатир спрятал клинок, следуя за ним, то Лиза не удержалась и срывающимся голосом проговорила:

— Что… Что с нами будет!? Со мной и с ним?! Скажите, пожалуйста!? — она страдальчески взирала на обернувшегося демона, покрытая ярким и разнящимся светом адских солнц, а агрессивный свин заворчал, двинувшись обратно и желая наказать девчонку за наглость, но «Анубис» остановил его.

— Стой! — наливший кровью глаза сатир недовольно замер, а Джумоук неторопливо подцокал к Лизе и прикоснулся к ее подбородку длинными когтистыми пальцами. — Ты скоро сама все узнаешь! — без тени насмешки произнес он, перемежая слова легким взрыкиванием. — Земные женщины на Геенне Огненной, как и их дети, очень долго живут! И все не так плохо, как говорят ваши священники, коих среди вас пятеро, но они за весь путь не произнесли ни слова! — демон-пес убрал пальцы от ее подбородка и захохотал, обрызгав лицо вздрогнувшей девчонки теплыми слюнями, сатир же вторил ему, как и кашляюще-порыкивающий Варгх, решивший поддаться хозяйскому веселью.

Собакоголовый поцокал обратно, дабы начать пугающий путь на Рынок, а Лиза прижимала к груди спящего малыша и дрожала, словно ощущая на лице прикосновение смерти, издевательски рассказавшей, что будет еще долго идти к ней.

— Как понимать его слова… Как понимать… Надеяться или убить малыша прямо здесь… — шептали заходящиеся в тряске губы, но загорелые руки уверенно держали ребенка, укрытого от внешнего мира косматой гривой волос и крепчайшей материнской любовью.

— Я не буду говорить, что все в руках Божьих сестра потому, что больше не верю в Него… — раздался позади Лизы голос узницы, прикованной сразу после нее, а соседки далее мгновенно развесили уши. — Эти слова я вычеркнула из памяти еще на пыточном столе в маленькой жаркой комнатке, когда один из таких… — грязный палец рабыни пошевелился, указав на ближайшего огромного черта в кожаной юбке. — Достал из меня матку, умело перекрыв кровь, чтоб я не сдохла… — она истерично захихикала, а молодая мать с ужасом вслушивалась в ее слова, пережив нечто подобное. — А потом зажарил ее в раскаленном камине и не торопясь ел, постепенно отрезая мои уши, нос, губы, язык, груди, выдергивая ногти… — блестящие глаза рабыни затуманились, а она без эмоций перечисляла происходившее с ней, что даже черствого Диму заставило вздрогнуть, Такеши открыть рот, а Лкетинга с состраданием посмотреть на нее ярко-голубыми глазами. — Я до сих пор не могу понять, зачем он выдергивал зубы, обсасывал их и выплевывал… — укутанный в золото «Анубис» тем временем занял место впереди четырех верениц рабов, облитых лучами диких солнц, и что-то объяснял жирному сатиру. — Неужели это вкусно? — соседка Лизы затерялась в кошмарных воспоминаниях, не понимая, зачем начала длинную речь, а рабыни позади, тряслись, будто вспомнив свои, наверняка не менее жуткие истории. — Обсасывать зубы и выплевывать? — она на несколько секунд замолчала, словно разрешая перевести дух слушающим ее узникам, дабы бесстрастно продолжить жуткую историю. — А потом я все-таки потеряла сознание… — девушка истерично всхлипнула и хихикнула. — Когда он вскрыл мою грудь и приподнял сердце, чтобы я увидела его, такое сильное и бьющееся, желая жить… Глаза мне оставили… — рабыня звякнула цепью, нервно передернув плечами. — К нему… — она запнулась. — Моему сердцу подходили толстые вены… Артерии… Не знаю, как они называются, я закричала, хотя нет… Замычала, ведь трудно кричать без языка… — она хлопнула веками, глядя никуда и вновь истерично засмеялась, а Дима покрылся гусиной кожей от мороза, наколдованного рассказом девушки с грязными волосами неопределенного цвета. — А потом он сильно сжал его… Огромный вонючий черт, намного страшнее этих… — узница Джумоука махнула рукой, выделив этим рогатых воинов, охраняющих рабов. — Я почувствовала, как мое сердце сжимает его рука… Рука смерти и потеряла сознание… Думала, что умерла, но очнулась, целая и невредимая и в этот же миг осознала, что если Господь держит Вселенную в Своих руках, то нам пришла пора расстаться! — она повысила голос, яростно блеснув глазами, и хорошо, что толстожопый сатир выслушивал «Анубиса», не обращая внимания на узников. — В ту минуту во мне что-то сломалось и сейчас я понимаю, что если бы стала собой нынешней на Земле, то никто бы, никогда не вытер об меня ноги, не то, что этот, кем-то придуманный Господь! — она еще больше повысила голос, но Лкетинг ловко прикрыл ей рот, благо расстояние между ними было небольшое.

289