Громкий звон посуды, либо хруст лицевых костей — неважно, в любом случае что-то одно из двух привлекло внимание безмолвных козлоногих, охраняющих клетку «Спящих», и они мигом среагировали, вызвав жирного сатира, головой отвечающего за сохранность ценных узников. Куда подевался его свинорылый напарник — неизвестно, как вариант охранял остальных пленников, хотя там-то и охранять некого, все либо добровольцы, либо слабовольные тряпки.
— И что здесь такое происходит!? Эй, «Спящие»! А ну быстро угомонились, сукины дети! — разрезал насыщенную болью камеру гнусавый вопль толстого демона, полный больше удивления, чем страха за калечащих друг друга рабов, стоящих больше всей остальной колонны. — Я, конечно, понимаю, что этот молодой выродок, кого угодно доведет до белого каления, но зачем убивать его!? Эй!! — он угрожающе вытащил зазубренный мачете и заколотил о прутья клетки, привлекая внимание дорогостоящих узников, вследствие чего трясущийся изнутри и снаружи Дима повернул окровавленное лицо и бесстрашно, словно разговаривал со знакомым, огрызнулся.
— Отстань! Не видишь морду выравниваю! И без тебя тошно! — а сидящий рядом, крепко держащий его туземец тоже кивнул, держа в мускулистой руке тяжелую тарелку в багровых пятнах.
— Белый брат захотел исправить лицо, сломанное хозяином свиньи! Лкетинг согласился помочь!
— Да-да! — кивнул стоящий чуть поодаль Такеши, до этого нервно дергающийся при каждом ударе по лицу Димы, а сейчас успокаивающе поглаживающий вновь заурчавшее брюхо. — Дима-сан попросил исправить ему лицо, господин поросенок-демон-сан! — и непонятно было, то ли Такеши издевается над толстым чертом, то ли на полном серьезе так его называет.
Толстозадый демон не обратил внимания на язвительные шуточки обнаглевших за последнее время рабов, чья психика чересчур огрубела от плотного соприкосновения с Адом и, растянув свиное рыло в теоретически радостной гримасе, опустил зазубренный клинок.
— Ну, ты и придурок «Спящий»! Век таких не видел! Ха-ха-ха! — гнусаво захохотал он, колыхая шерстистым пузом, блестящим от хорошего питания. — Зачем выпрямлять лицо в Аду?! Тебе его здесь еще миллион раз свернут! Ходил бы, с каким уже есть, тем более вы все имели их тысячи, чтобы привязываться к одному! Идиот! Ха-ха-ха! — он смешливо взглянул на исполняющих свой долг, бесстрастных чертей, прямых, как корабельные мачты. — Вы видели это!? «Спящему» не нравится его лицо! Ха-ха-ха! Что ему еще в Аду не понравится?! Еда?! Отсутствие девок?! — козлоногие в ответ даже не моргнули, а не особо ждавший этого свин повернулся обратно. — Вы «Спящие» самые непонятные твари, которых я только видел в Геене Огненной! Люди намного проще, хоть я и пытаюсь сравнивать вас с ними, утверждая, что все выходцы с Земли одинаковы! Ха-ха-ха! — рогатый поросенок искренне хохотал, временно забыв все нанесенные ему обиды. — Он выпрямляет лицо! Наша красотка просит тонального крема!! Ха-ха-ха! — он еще раз громыхнул клинком по яростно зазвеневшим прутьям клетки и развернулся. — Скоро за вами придут! Готовьтесь! Не забудь румяна «Спящий»! — свиномордый демон ушел, вальяжно раскачивая толстой задницей, а гнусавый хохот отправился вслед за ним.
— Дибил бл. ть! — с обидой в голосе пробормотал забывший про боль Дима, выслушав мудака-сатира. — Ему-то какая разница? Ну, люблю я свое лицо! Правильно, ведь? А? — Такеши на мгновение задумался и кивнул, видимо прикинув любовь к собственному телу, а туземец неуверенно пожал плечами.
— Шрамы красят мужчину, белый брат! Так говорят масаи! Лкетинг родился среди масаи, и тоже так говорит! Ложись Ди-ма! Буду делать нос! — туземец указал на приподнятую голову, перепутав слова «ложись» и «опусти голову», но эти мелочи в любой жизни являлись не столь важными.
Парень скрепя сердце выполнил «приказ», явственно ощутив затылком тепло каменного пола и между делом раздумывая, какие за ними придут покупатели, но тяжелая рука масаи «успокоительно» легла ему на лоб и прижала голову к полу камеры, напомнив идентичное действие Анатона, когда он чуть не сломал горло, а затем… Туземец принялся его мучить, уподобившись черту-палачу.
Чернокожий воин бесчувственно выпрямлял его нос одной мускулистой рукой, и если разъяренный собакоголовый превратил хрящ в нечто бесформенное, то Лкетинг добивался от него вида пластилина, дабы вылепить изначальный вариант, а серо-голубые глаза подопытного непрерывно источали слезы боли, катящиеся по щекам, и считающиеся позором у масаи.
Наблюдающий за ними Такеши морщился и кривился так, словно нос юноши, чей слезящийся взор выражал огромную боль, принадлежал лично ему, и хоть оздоровительное мероприятие продолжалось не более минуты, парню с японцем показалось, что прошла вечность.
Когда умело костоправящий масаи закончил с этой частью лица, напряженный, как никогда Дмитрий с облегчением выдохнул и разжал ягодицы, чувствуя, как боль быстро покидает тело, но не память, а новый, точнее старый нос задышал намного свободней, чем будучи свернутым набок.
— Спасибо! — он, не вставая, изучающе ощупал его, а затем ровную кость под глазом, заодно вытерев залившие лицо кровь и слезы, дабы пофигистично отряхнуть испачканную в них руку и оросить пол клетки багровыми брызгам. — Совсем, как раньше! Руки-то помнят! Спасибо еще раз! — кривая челюсть щелкнула, и уехала вбок, напоминая, что пришла ее очередь и парень вздохнул. — Ее? Да? — а покрытый шрамами туземец бесстрастно кивнул.
— Терпи Ди-ма! Лкетинг знает, что это больно, но ритуалы масаи больней! Много шрамов Лкетинга от ритуалов! Терпи белый брат! Ты терпел больше! — Лкетинг, как умел, успокаивал измученного юношу, пережившего и разбитое «Анубисом» лицо, и «отдых» у старого Анатона, а сейчас не могущего перетерпеть какую-то свернутую челюсть.