Изобразить подобную красоту на мелком песке Геены Огненной мог только мастер своего дела, художник от Бога, кем азиат и являлся, променяв бесценный дар на прозябание в лондонском офисе. На своем портрете Дмитрий получился очень независимым, будто не принадлежащим проклятому миру, да и вообще ничему и никому не принадлежащим, ибо выглядел сам по себе. Задумчивый, грустный и очень одинокий… Наверное, таким он всегда был, есть и будет.
— Та-ке-ши колдун! — пробормотал пораженный увиденным Лкетинг. — Ди-ма, ты как живой! Белый брат! Это волшебство! — он повернул ошарашенное лицо к грустно улыбающемуся юноше, а затем к японцу, всем видом преклоняясь перед сэнсеем кисточки, рисунок которого явственно выделялся на каменном полу и будет непередаваемо жаль, если сие чудо затопчут. — Нарисуй Лкетинга, желтый брат! Нарисуй! — просяще обратился он к засмущавшемуся художнику, протянув черные, мускулистые руки, могущие свернуть шею среднестатистическому черту.
— Ладно-ладно! — смущенно забормотал низкорослый азиат. — Ну, а как ты себя желаешь видеть? — он вопросительно вздернул подбородок и внимательно уставился на Лкетинга, который открыл белозубый рот от счастья, нахлынувшего вследствие согласия великого художника.
— Лкетинг хочет… Лкетинг хочет… — задумался воин-масаи, видимо представляя себя на боевом носороге, крушащим демоническое войско голыми руками, однако скромность, живущая в любом хорошем человеке, взяла свое и в нем. — Пусть желтый брат нарисует Лкетинга, как Ди-му! — протянул имя мальчишки туземец и встал в ту же позу тупой блондинки, грозно надув губы, отчего Дмитрий смешливо поперхнулся, вспомнив многомиллиардные селфи больной на голову Земли. — Так хорошо? — выходец из Африки задал вопрос обоим спутникам, на что они синхронно ответили:
— Да! В самый раз! — где юноша опять-таки чуть не подавился слюнями, но умело закашлялся, гулко хлопая себя в грудь, а поперхнувшийся японец уселся на корточки и принялся изображать Лкетинга, делая все те же, с виду небрежные штрихи, являющиеся настоящим колдовством.
Эти его легкие, но искусные движения рук, напоминали полет мечущейся по квартире мухи, резко кидающейся из стороны в сторону и не дающей попасть по себе газетой или струей дихлофоса. Было непонятно, как столь быстрые и неаккуратные броски узких кистей, так прекрасно передают суровое лицо Лкетинга, будто выглядывающее из каменного пола. Такой дар необходимо использовать на благо людей, дабы показывать красоту и возможности каждого из них, однако сегодняшний мир предал забвению подобные таланты, заставляя человечество поклоняться телефонам и сиськам.
И вот, наконец, пыхтящий от напряжения Такеши разогнулся и отошел в сторону, дабы заказчик рассмотрел результат его трудов, и Дмитрий с Лкетингом едва не ахнули. На собственном портрете воин-масаи казался не таким простодушным, как в жизни. Лицо туземца светилось умом и проницательностью, проглядывающими в каждой черточке. Лкетинг получился настоящим вождем-шаманом, за которым пошли бы жители не только Африки, но и других населенных пунктов, ибо не верить человеку столь яркого и харизматичного внешнего вида просто невозможно.
Сам мускулистый туземец, ошалело открыв белозубый рот, смотрел на собственное изображение, вышедшее из-под худой руки талантливого, как сам Бог азиата, понимая, что таким никогда себя не видел, а вот маленький японец смог. Такеши сумел разглядеть в нем кого-то намного больше обычного, родившегося в Африке воина, должного стать следующим шаманом племени.
— Спасибо, желтый брат! Спасибо! — восхищенный и чуть ли не прослезившийся негр подошел к скромно опустившему взгляд Такеши и крепко-крепко обнял до хруста костей, отчего тот выпучил глаза и «ойкнул», но ничего плохого не произошло, ведь суровый воин знал, что делает. — У Лкетинга не было таких друзей, как в мире демонов! — масаи молниеносно развернулся и обнял едва успевшего выпустить воздух Дмитрия, который почувствовал и услышал, как его кости хрустнули, уподобившись японском скелету, но от «ойка» воздержался, ибо не того уровня была боль. — Когда Лкетинг вернется в Африку… — туземец отстранился от Димы, не меняя сияющего выражения лица и блестя ярко-голубыми глазами. — Расскажет всем о белых братьях, живущих далеко за Африкой! Лкетинг никогда не забудет вас! — он стукнул себя кулаком в могучую грудь, а у Димы вырос не желающий уходить ком в горле.
Воин-масаи вел себя так, словно прощался с ними, однако юноша всей душей понимал, что это не так и уходить еще слишком рано, но додумать не успел, ибо их сопливую идиллию разрушил гавкающий голос Джумоука. Вернувшийся собакоголовый неслышно подошел к их уютной камере и сейчас стоял напротив металлических прутьев, внимательно разглядывая дорогой товар.
— Выспались «Спящие»… — он не спросил, а произнес сам себе. — А ты Дима… — «Анубис» беззлобно оскалился. — Я смотрю, лицо выровнял! — выговорила угольно-черная пасть, владелец которой почесывал короткошерстную шею жезлом, полным багровой смерти. — Небось этого попросил? Черного? — и тут отчего-то совершенно не боящийся «Анубиса» мальчишка, вспылил. — Не черного, а Лкетинга! Себя в зеркало видел уродина с копытами?! Не собака, не козел, а херня из-под ногтей! — необузданная ярость за секунду вскипятила кровь, причем Дима сам не понял, откуда в нем такая храбрость, но собакоголовый еще больше оскалился, совершенно не обратив внимания на меняющегося не по дням, а по часам юношу. — О-о-о! Наш «Спящий» просыпается! Ничего! Скоро конец пути! Там тебя угомонят! Немного осталось, главное, чтобы здесь не началось! — он гавкающее хмыкнул, произнеся последнюю фразу и отвернувшись от клетки, но парень бросился к прутьям и ухватился за них, не обратив внимание на массивных козлоногих, мгновенно выставивших в его сторону побагровевшие копья.