— Лкетинг не помнит, как сюда попал, — воин-масаи обвел огромный подвал мускулистой рукой. — Лкетинг никогда не был дальше семи ночей от своей деревни, поэтому может многого не знать! — Дима подумал, что туземец разговаривает короткими фразами из-за бедности языка. — Но Лкетинг уверен, что жив и поэтому будет сражаться! А демон — сон! — негр опустил могучую длань и замолчал, а юноша хлопнул ресницами.
«Да уж… Ему объяснить тяжеловато, зато японец по-любому понимает!», — парень уставился на внезапно заговорившего азиата.
— Ты говоришь разумно, по крайней мере, для этого места, — он грустно и криво усмехнулся, обведя раскосым взглядом мрачное место. — Верования моих предков гласят, что мы живем множество жизней, и кто знает… Может некто действительно вернулся с памятью полной картин этого ужасного мира, а после запечатлел их на бумаге или в красивых словах… — он вздохнул и повернул голову в сторону «плюющейся» людьми «живой» трубы. — Но, как на самом деле, никому из нас, пока неизвестно… Было бы неплохо вернуться в прошлое и полностью изменить жизнь… — азиат грустно вздохнул, слегка улыбнувшись. — Именно полностью, ведь там… На Земле, — он ткнул рукой в высокий потолок. — Я полностью погряз в материальном, совсем забыв о совершенствовании духовного. Мой разум засорился современной реальностью, внушившей, будто главная цель в жизни работа, и я работал. Работал не покладая рук… Забыв про себя и все свои желания… — японец почесал кончик носа. — А я очень хотел рисовать, но что бы дало мне это искусство, почти не ценящееся в современном мире? Ничего… Лишь самоудовлетворение и отсутствие материальных благ, а я их слишком ценю или просто обманывал себя, что ценю… Не просто же так говорят, что если Господь дал талант, то его необходимо использовать. Иначе большой грех! — несколько раз моргнул азиат, закончив непроизвольное размышление вслух, и посмотрел на Диму с выходцем из Африки.
— Рисовать — хорошо! Масаи любят красивые рисунки! — туземец ощерил белые зубы в искренней улыбке, оглядев свои многочисленные татуировки, еле видимые в полумраке. — Жить у масаи, красиво рисовать — много жен, много овец и коров! — ценности жителя Африки были маленькими и искренними, поэтому намного более блестящими и дорогими, чем мечты топ-менеджера Газпрома.
— Рисовать? — умилившись в глубине души, недалеко ушедшему от ребенка масаи, переспросил Дима, всю жизнь мечтающий стать писателем, но не чиркнувший и пары строчек. — А что ты рисовал?
— Я? — грустно хмыкнул японец. — Странные миры… Странных созданий… Моя мать говорила, что это шепот души. Воспоминания о прошлых воплощениях, воплощенные моею рукой… — он задумчиво взглянул на щуплую кисть, словно не понимая, как она рисует.
— Вообще-то я с этим согласен… — задумчиво произнес мальчишка, вспомнив слова Анатона про детей-индиго, пытающихся с помощью написанных ими книг и других искусства учить людей. — Мне кажется, что любые рисунки, да и книги, описывающие миры, отличающиеся от земного — это действительно шепот душ, как говорила твоя мать. Иначе, чем еще объяснить столь сильное буйство человеческой фантазии? А может твои рисунки, должны были что-то дать остальным, абсолютно ничего не желающим, не умеющим и ни к чему не стремящимся людям? Например, сделать их лучше и подготовить к подобной кошмарной участи? Дать знаний о существовании не только Земли, но и других миров? Дабы они заранее настроились побывать в лапах жестокого прямоходящего козла и пройти через, как ты говоришь — Сандзуногаву! — сейчас Дима одновременно и не любил людей, и испытывал к ним жалость за их незнание самой природы жизни.
Такое, кстати частенько накатывало, когда злишься, злишься, а потом начинаешь сочувствовать с мыслью: «Ну, кто виноват, что мозгов нет от рождения… Жалко же…», — ведь не будешь бить собаку за то, что она насрала посреди улицы, а не в тенистой аллейке, полной деревьев и опавших листьев.
Негр пожевал крупными губами и отрицательно мотнул головой, непонятно с чего произнеся:
— Демона нет! Демон — сон! — японец же, не обратив внимания на мнение масаи, подумал и кивнул.
— В этом ты прав! Думаю, что многие из людей, глядя на рисунки альтернативной реальности и читая описывающие Ад книги уже более других готовы к смерти, ибо пережили подобное, пусть даже «игрушечным» образом. Если бы мне повезло пройти этот кошмарный мир… — азиат зябко передернул плечами. — И вернуться домой, я бы больше никогда не занимался карьерой, а только рисовал. Хотя… Все мы так говорим, попадая в плохую переделку… Уважаемый Господи-сан! Сделай так, чтобы все плохое исчезло, и я обещаю жить по-новому! Я обещаю жить честно и делать только добро, помогая каждому человеку! — смешно изобразил каждого из миллиардов людей японец, заставив улыбнуться юношу, тут же вспомнившего себя в тысяче подобных случаев. — Такеши, — он встал и слегка поклонился Дмитрию, опешившему от подобного приветствия.
Это, конечно, понятно, что у японцев другая культура, просто стоящий напротив низкорослый человек довольно долго жил в Лондоне и ничего в речи, кроме добавленного к Господи «сан», не выдавало в нем азиата.
— Дима, — поднялся мальчишка и, протянув руку японцу, неуверенно поклонился.
Тот с непониманием поглядел на кисть парня и поклон, хлопнул веками, затем в глазах проскочило озарение, и он пожал ее. Рука азиата являлась сухой, крепкой и намного более приятной, чем мягкие и липкие рукопожатия многих людей.