Был случай, когда в одном из многочисленных городов России, куда он приехал побухать на новогодние праздники, его сильно избили. Этого города он не знал, так как просто приехал, снял квартиру, в одиночку напился и пошел гулять. И естественно в эту же ночь нарвался на скучающую компанию местных ребят, занимающуюся промыслом мобильных телефонов и денег у приезжих, да и просто местных пьяных людей.
После долгого, но не слишком азартного избиения он еще долго лежал на холодной земле красивого южного города, где на Новый Год не было снега. Дима даже немного поспал, так как был ОЧЕНЬ пьяный, и множественные побои не смогли выгнать алкогольные пары, однако очнувшись, забыл, где снял квартиру и тогда просто пошел никуда. Просто бродить, ожидая, когда рассветет и, постепенно впадая в депрессию из-за осознания самой мерзости ситуации, где деньги, документы и вещи остались в месте, выброшенном из памяти.
Во время бесцельного брожения по холодному городу его туманный разум фиксировал происходящее с бесконечными прерываниями. Это выглядело так, что, допустим, идет он и смотрит на ночное море, потом вдруг темнота, и он идет в другом месте, потом снова темнота — уже в центре города. А еще очень хотелось спать, ибо нещадно болящее тело требовало отдыха, и тогда проходящий мимо местного ПТУ Дима зашел на его территорию, чтобы отыскать помещение, где можно завалиться в объятья Морфея.
Он не боялся быть найденным и препровожденным в милицию, во-первых, из-за праздников, а во-вторых, просто не боялся, ибо ОЧЕНЬ СИЛЬНО хотел спать. И вот тогда он увидел столярную мастерскую, по крайней мере, так было написано на табличке. Небольшое одноэтажное здание, запертое на висячий замок, с зарешеченными окнами наверху. Они, то есть окна были маленькие и располагались на высоте примерно трех метров, и туда было никак не пробраться.
И тогда наступила темнота, а очнулся он уже где-то во мраке и оттого, что сильно замерз. Его жутко знобило, и лежал Дима на столярном верстаке, полном разного, неаккуратно разбросанного инструмента. Он с трудом, весь трясясь поднялся и принялся бродить по полутьме, освещаемой лишь светом, бьющим из зарешеченных окон примерно на трехметровой высоте, вот только теперь эти окна разглядывал изнутри… Едва соображающий мальчишка сразу же понял, что неким образом пробрался в столярную мастерскую на территории ПТУ, только вот, как?
Ответом на сей вопрос стал планомерный обход и внимательный осмотр помещения. Дверь была точно закрыта, как он не ломился в нее, зато Дима заметил, что решетка на одном из окон выгнута, причем выгнута более чем на девяносто градусов…
Тогда, во время тяжелого отрезвления, колотящего весь организм, его это не удивило, и он просто констатировал сей факт, просто жутко желая покинуть приютившую мастерскую. Подойдя к двери, Дмитрий снова безнадежно надавил на нее, но ничего не вышло. Затем сильней, сильней и сильней, но все равно безрезультатно, и тогда на глаза опустилась темнота…
Когда пришло прояснение, он уже стоял перед совсем не той дверью, ибо ее нижняя половина была выломана наружу, а вторая — верхняя — оставалась целой. Это его опять же не удивило из-за, как уже было сказано плохого самочувствия, и он покинул небольшое здание, дабы продолжить бродить по просыпающемуся городу, пытаясь вспомнить, где живет…
Как он нашел жилье — это совершенно другая история, однако Дима не раз вспоминал выломанную решетку с дверью, понимая, что сделал это сам, именно он, но вот как… И подобные вещи происходили с ним не раз, не два и этот случай был лишь одним из многих. Перечислять их бессмысленно, однако сегодня он вновь сам себя удивил, сумев вылечить искалеченного ребенка, убить сатира и напугать Варгха, сам того не помня… Сны… Одни лишь сны являлись подсказкой его прошлой жизни, скрытой и помогающей жить сейчас, а парень, как никогда желал узнать о произошедшем в своем, столь отличном от любого человеческого прошлом.
Дмитрий с усилием повернул зудящую от иссушившей ее жары голову и боязливо посмотрел на позвякивающую цепью Лизу с сыном на руках. Молодая счастливая мать шла, радостно глядя вперед и не обращая внимания на парнокопытных жителей Ада, беспрестанно бросающих на нее похотливые взгляды. Она крепко прижимала к себе не спящего, но молчащего малыша, часто бросая на него, чавкающего мелкими губенками ласковые взгляды, словно не могла насладиться присутствием любимой крохи.
Взгляд особенного юноши она почувствовала мгновенно, и сразу же повернула светящееся лицо с грязными разводами от недавних слез. Весь ее вид излучал огромную благодарность и почтение к нему, вернувшему ее младенцу прежний облик, а Дима в ответ слабо и неуверенно улыбнулся, почти неверяще разглядывая невредимого малыша. Соседки же Лизы, увидев очнувшегося парня, так ценимого собакоголовым Джумоуком, вздрогнули, со страхом глянув на него и мгновенно спрятали взоры, боясь юношу еще больше, чем ранее.
Мышцы ног, да и всего тела, медленно, но верно наполнялись свежей кровью, все лучше и лучше ощущаясь, и почти перестав колоться маленькими иголочками. Волочимый Лкетингом и Такеши Дима жутко стеснялся своей беспомощности, не понимая, отчего мускулатура потеряла чувствительность и силы, и стала возобновлять потерянное кровообращение только сейчас. Однако с другой стороны, ежели учитывать слова японца и масаи, то он сделал неподвластное обычному человеку, а значит, тело работало или на пределе возможностей, или на следующем уровне возможностей, пока еще людям неподвластным.